– В другой раз, – выдавил из себя Джеймс.
Воцарилась неловкая тишина. Все чувствовали себя неудобно, но никто не находил достаточно сил, чтобы заговорить. Наконец Элис мельком взглянула на наручные часики.
– Пора обедать, – напомнила она. – Мы собирались в итальянский ресторанчик…
Это «мы» неприятно резануло ухо Джеймса. Словно они уже строят совместные планы, а он – третий лишний в их компании.
– Ах, да. – лицо Сида радостно озарилось. – Ты с нами, Джеймс?
Джеймс отрицательно покачал головой.
– Слишком много дел. Идите без меня.
Они вместе вышли и вместе спустились на лифте. Джеймс проводил их до дверей, сказав, что ему нужно переговорить с охранником. Ни Сид, ни Элис не стали указывать ему на то, что это можно было бы сделать по телефону.
Сид и Элис быстро пошли к автомобильной стоянке, а Джеймс остановился в дверях и смотрел им вслед. Ему впервые со смерти Ланы ужасно захотелось курить.
Господи, какая из них ужасная пара, злился он про себя. Сид слишком высок и худ для нее. Как смешно он ставит ноги. Неужели Элис не видит этого?
Джеймс осекся. Что он думает о своем лучшем друге? Что с ним происходит?
Неужели я просто-напросто ревную ее?
На следующий день Джеймс не пошел на работу. Он сказался больным и уехал в загородный дом к родителям. Надо было повидаться с матерью, он безумно долго не видел ее, а заодно разобраться в собственных чувствах.
Элизабет была счастлива, когда приехал сын. Джеймс не баловал ее своими визитами, а после смерти Ланы она так волновалась за него. Вот и сейчас ее материнское сердце обливалось кровью – Джеймс приехал уставший, измотанный, с синяками под глазами. Элизабет не задавала вопросов. Если ему захочется поговорить с ней, он сделает это без лишних расспросов. Ее мальчику уже тридцать восемь, но он по-прежнему расценивает заботу матери как вмешательство в его жизнь.
Уют и безмятежность родительского дома как всегда успокаивающе подействовали на Джеймса. Казалось, никакие беды и печали не могут проникнуть за эти высокие стены. После обеда мать и сын отправились на прогулку. Листья приятно шуршали под ногами, и Джеймс вдруг заговорил о том, о чем молчал с дня смерти Ланы.
– Мама, как ты думаешь, я очень несправедливо относился к ней?
Элизабет сразу поняла, о ком речь.
– Ты был несправедлив к себе, – мягко заметила она. – Когда женился на ней против своей воли…
– Я хотел этого, – заявил он, и упрямая морщинка прорезала его лоб.
– Не обманывай меня, Джеймс, – улыбнулась Элизабет. – И не казни себя. Ты не виноват в том, что ваши отношения сложились таким образом.
– Она не была со мной счастлива…
– А ты? Был ли ты счастлив с ней?
Джеймс замолчал. Он сто раз задавал себе этот вопрос, и ответ всегда был один.
– Скажи, если бы Лана не ум… если бы она осталась жива, ты бы продолжал жить с ней? – спросила Элизабет. – После того, как она потеряла ребенка?
Джеймс постепенно замедлял шаги.
– Знаешь, когда я узнал о том, что она потеряла ребенка, – проговорил он через силу, – первое, о чем я подумал, это то, что я теперь свободен.
– Вот видишь…
– А потом она умерла. Как будто затем, чтобы не стеснять меня больше! – выкрикнул он.
Элизабет положила руку ему на плечо. Бедный Джеймс! Как посмела эта Лана так исковеркать его жизнь.
– Ты не виноват в том, что она умерла, – сказала Элизабет. – Все мы частенько желаем зла ближнему своему. Все случается. Но ты продолжаешь жить и не должен закрываться от всего мира…
– Я даже не настоял на том, чтобы провести расследование причин ее смерти, – скучным голосом произнес Джеймс.
– А что произошло на самом деле? – спросила Элизабет. – Мы с отцом побоялись задавать тебе этот вопрос тогда… Кажется, сердечная недостаточность?
– Какая-то молоденькая медсестра вколола Лане успокоительное, на которое у нее была аллергия.
Элизабет ахнула.
– Они там очень боялись, как бы я не пожаловался на них в высшие инстанции, – усмехнулся Джеймс. – Но мне хотелось убраться из этой больницы как можно дальше и никогда не слышать больше этих имен – хантервильский госпиталь, Карен Кордейл…
– Это та медсестра? – догадалась она.
Джеймс кивнул.
– Тебя можно понять, – произнесла она медленно. – Я бы, наверное, тоже не смогла… Хотя виновных следовало бы наказать.
– Медсестру наказали! – воскликнул Джеймс. – Ее уволили и, кажется, запретили работать в медицинских учреждениях. Но дело совсем не в этом. Я так спешил отделаться от Ланы, что даже не выполнил свой долг перед нею. Я не смог выступить в суде как несчастный муж. Ведь это была бы неправда, неправда…
Джеймс сжал кулаки.
– Перестань казнить себя, – раздался суровый голос матери. – Ты уже не маленький мальчик, Джеймс. Того, что было, не вернешь. Ты поступил так, как считал нужным. Мне больно смотреть на то, как мой единственный сын без всякой причины разрушает свою жизнь.
Джеймс стоял, чуть отвернувшись от матери. Холодный ветер дул ему в лицо.
– Ты права, мама, – наконец сказал он. – Я уже достаточно наказал себя…
Элизабет подумала, что она ослышалась.
– Я не виноват в том, что случилось с Ланой, – продолжал Джеймс окрепшим голосом. – Я снова хочу жить, понимаешь, жить!
Он раскинул руки в стороны и зажмурил глаза, подставляя лицо порывам ветра. Элизабет, меньше всего ожидавшая подобного поворота, не могла поверить собственным ушам и глазам. Внезапная догадка пришла ей в голову. Она осторожно дотронулась до плеча сына.
– Скажи мне, Джеймс, как ее зовут?